Может не совсем по теме. Это тоже воспоминания. только о давно прочитанном и очень впечатлившем. Поэтому без цитат, прошу прощения. не обойтись.
Всё же для меня это принципиально разные вещи – скандал по бытовым вопросам и яростная дискуссия , пусть даже на самых повышенных тонах идеологических противников.. Не раз приходилось читать мемуары бывших заключённых о самых ожесточённых идеологических спорах в тюремной камере бывших политических противников или соратников, эсеры, эсдеки, меньшевики. большевики, осуждённые по одной статье сталинским режимом продолжали доказывать друг другу истинность собственной политической платформы.
Из
АГ Солженицына
Quote
Нет, не для показа, не из лицемерия спорили они в камерах, защищая все действия власти. Идеологические споры были нужны им, чтоб удержаться в сознании правоты - иначе ведь и до сумасшествия недалеко
Давным-давно очень сильное впечатление произвёл на меня роман Фехтвангера »Иудейская война». И , в том числе, особо, . один отрывок, рассказывающий о посещении Иосифом в римской тюрьме арестованных по политическим мотивам трёх старых евреев.—крупных иудейских авторитетов. (как посредника в переговорах с Римом об их освобождении ) . Старики содержались, впрочем как и другие заключенные. в ужасных условиях, но усугубляемых для них муками невозможности жить по иудейским законам.. Иосиф поражён их жутким видом, крайней истощённостью. Но не менее его поразил его ещё одно...(прошу прощения а длинную цитату )но место это поразило меня в своё время, и запомнилось навсегда
Quote
А эти трое не могут думать ни о чем, выходящем за тесный круг этой жуткой повседневности. Нет смысла говорить им о его миссии, о шагах, которые предпринимаются для их освобождения, о политике, о более благоприятной для них конъюнктуре при дворе. Самым горьким для них остается то, что они не могут соблюдать обрядов очищения, строгих правил ритуальных омовений. У них было много самых разных надсмотрщиков и сторожей: одни жестче – те отнимали у них молитвенные ремешки , чтобы старики не повесились на них; другие мягче – и не отнимали, но все равно, все они – необрезанные богохульники и прокляты богом. Трем старикам было все равно – лучше кормят заключенных или хуже, ведь они отказывались есть мясо животных, убитых не по закону. Таким образом, им оставалось только питаться отбросами фруктов и овощей. Они обсуждали между собой, нельзя ли им брать свои мясные порции и выменивать на хлеб и плоды у других заключенных. Они яростно спорили, и доктор Гади доказывал с помощью многих аргументов, что это дозволено. Но в конце концов и он согласился с остальными, что такой обмен разрешается только при непосредственной угрозе для жизни. А кто может сказать, на этот или только на будущий месяц им предназначено господом умереть – да будет благословенно имя его! Значит, он тем самым и запрещен. Если они не очень устали и отупели, они неизменно затевают споры и приводят богословские аргументы относительно того, что дозволено, что не дозволено, и тогда они вспоминают Каменный зал в Иерусалимском храме. Иосифу казалось, что такие споры бывали порой весьма бурными и кончались бешеными ссорами, но это было, видимо, единственное, что еще связывало их с жизнью. Нет, невозможно говорить с ними хоть сколько-нибудь разумно. Когда он рассказывал им о симпатиях императрицы к иудеям, они возражали, что еще вопрос, разрешено ли вообще молиться здесь, в грязи, под землей; кроме того, они никогда не знали, который день недели, и поэтому опасались осквернить субботу наложением молитвенных ремешков, а будний день – неналожением.
Иосиф понял, что дело безнадежно. Он просто слушал их, и, когда один из стариков привел какое-то место из Писания, Иосиф принял участие в споре и процитировал другое, где говорилось обратное; тогда они вдруг оживились, начали спорить и извлекать доказательства из своих бессильных гортаней, и он спорил вместе с ними, и для них этот день стал великим днем. Но долго они выдержать не могли и скоро опять погрузились в тупое оцепенение.